Мультикультурный диалог за чашечкой кофе

[chipka_ne]

Куда нынче податься человеку, который еще помнит – не чернильные авторучки, нет, а выше бери! – обычную перьевую ручку и чернильницу-непроливайку (которая на самом деле, еще какая проливайка…)? Вот того и гляди, земную жизнь пройдя до половины (это если за целое брать пресловутые 120), попадешь сослепу под трамвай, и кто тогда грядущим поколениям расскажет о диких тех временах и о дивной той жизни без интернета, мобильной связи и кока-колы? 

Вот и решила я податься в уютную ЖЖшечку, чтобы успеть поделиться наболевшим. Почему не в фейсбук? Чой-та боюсь… А из ЖЖ, говорят, молодой, бойкий, продвинутый, горластый и драчливый народ потихоньку сваливает, и тут реально становится просторно и уютно – как у бабушек на лавочках. Попробую присесть пока что с краешка. 

Ну, и чем обычно старушки на лавочках занимаются? – правильно, брюзжат на тему "о времена, о нравы!" Вот с брюзжания по поводу нынешних нравов и начнем, благословясь. 

   

Ехала я как-то утром от дочки на автобусе в направлении Тель-Авивской таханы мерказит. Я к дочке в славный город Холон езжу с ночевкой, поэтому при мне чемоданчик – маленький такой, аккуратненький – как для ручной клади в самолете. Ночью детки малые хныкали и беспокоились, зубки резались, животики болели, поэтому утром мы все дружно проспали, и утренний кофе я взяла с собой в автобус в кружке-непроливайке. Час пик уже кончился, и автобус хоть и полный, но никто не стоит, и пяток свободных мест имеется. Я даже нашла удобное (с учетом наличия чемоданчика) одиночное место –правда, против движения, зато чемоданчик аккуратно пристроен сбоку и никому не мешает. Одна беда – приходится все время его придерживать, чтобы не уехал (почему, кстати, на чемоданах-тролликах тормозов нету, как на детских колясках?). 

Напротив, лицом ко мне сидели две щипанные блондинки в дорогих очках (судя по неснятым со стекол блямбам – то ли Дольче с Габанами то ли Каролины с Ферерами) и с любимым моим выраженьем на лицах: 

"Мой личный шофер заболел, у Роллс-Ройса колесо спустило – я здесь только сегодня, случайно, в первый и последний раз…" 

А у меня нет возможности ни в газетку, ни в смартфон потупить – одной рукой надо чемоданчик придерживать, в другой – кружка с утренним кофием. Поэтому, пока блондинки сканировали меня взглядами (редкая в этих краях птица – платье в пол и беретка набекрень) и ворковали о своем, о девичьем, я смотрела в окошко, прихлёбывала кофеек и по мере слабых сил погружалась в медитацию, стараясь временно отключить слух и не вникать в волнующие подробности саги о гандоне-Мишке и тупице-Светке. 

Но не суждено мне было посидеть спокойно – ко мне подошла пожилая тетенька с пачкой опросных листов – не найдете ли минутку заполнить опросник на предмет качества поездки в этом автобусе? Я когда-то на заре репатриантской юности поработала ровно три дня от какой-то конторы, изучающей покупательский спрос – прокляла все на свете и пришла к выводу, что полы мыть – не в пример выгоднее и в моральном и в материальном плане. С тех пор я ко всем опрашивающим отношусь с искренним состраданием и стараюсь не отказывать, но сегодня, увы, не тот случай – развела я, как могла, занятыми руками и, стараясь не обидеть, объяснила, что ежели я сейчас начну анкету заполнять, то чемоданчик мой поедет гулять по автобусу, чем сильно повредит качеству поездки. Мы с тетенькой друг другу поулыбались, и она двинулась дальше со своими анкетками (кстати, на блондинок, она только взглянула опасливо и предпочла не связываться). 

Только я собралась снова расслабиться – как одна из щипаных, прервав на полуфразе рассказ об очередной бабе гандона-Мишки, решила прокомментировать происходящее: 

- Вот сколько лет здесь живу – никак не привыкну к местному скотству! Ты посмотри – видит же, что людям не до нее, нет, все равно лезет со своими говняными бумажками!

Ее подруга согласно покивала, но сочла нужным внести некоторые коррективы:

- Все правильно - только, где ты здесь людей видишь? – одно хамло тупорылое. Ты только глянь на эти рожи – я за двадцать лет ни одного нормального лица не видела! Вот хоть эта (кивок в мою сторону) – свинья датишная, расселась, как дома со своим пойлом, смотреть противно! 

Заметив, что я на нее смотрю, щипаная вежливо улыбнулась и сладким голосом с ласковыми интонациями, явно наслаждаясь свободой слова (тупорылые же русского языка не понимают, правильно?), почти пропела: 

- Ну, чё уставилась? Дома надо свое пойло хлебать, свинья, до-о-о-ма, ба-байт, эт хоум - андерстэнд? Ферштейн?

Вот на этом "Ферштейн" меня и повело. Для начала я плотно защелкнула крышку своей непроливайки, ибо велик был соблазн выплеснуть еще не остывший кофе на белые брючки напротив. И не столько страх наказания за мелкое хулиганство меня остановил (за такое не жалко и штраф заплатить), сколько воспоминание о том, что двойную порцию латте мне с утра приготовила младшая доця в своей новенькой кофеварочной машинке, а зять, добрый мальчик, помня о моей слабости к благородным напиткам, плеснул туда пол-рюмашечки Сhivas Regal, чтобы легче было коротать время в автобусных пробках и медитировать по дороге в Иерусалим – и негоже было бы божественный напиток, приготовленный заботливыми родными ручками, лить на чужие жирные ляжки. 

Засим я собрала всю свою волю в кулак, прикрыла глаза, вспомнила Будду, Далай-ламу, царя Давида и всю кротость его, и еще одного незаконнорожденного еврейского мальчика и, достигнув просветления, сказала со всей учтивостью, на которую была способна:

- Ферштейн, яволь! Только некогда мне с утра было дома рассиживаться, а у вас я на питье кофе в автобусе спросить позволения забыла, эндшульдиген зи мир, битте …

Мои визави дружно хлопнули ресницами так, что тушь посыпалась и зарделись, что маков цвет. Одна даже глазки потупила и с почти извиняющейся интонацией бормотнула: 

- Вот же жопа… Мы ж не знали…  

- Да, ладно, не парьтесь, - великодушно ответствовала я, - свои же люди, одного культурного поля ягоды… Только можно, милые фрау (или фройляйн?) я чисто в рамках культурного обмена в ответ на "датишную свинью" скажу вам что вы есть, натюрлих, зонот русиёт? Ферштейн, полиглотки хреновы? 

И еще раз с удовольствием повторила по слогам и погромче: 

- ЗОНОТ РУСИЁТ МАСРИХОТ. 

Тут в салоне автобуса наступило заметное оживление. Народ отвлекся от смартфонов и завертел головами в предчувствии назревающего развлечения. Пара строгих пенсионеров, сидевших поблизости, даже поинтересовалась: "Ма кара? Еш бэайя?" (Что случилось? Есть проблема?)

- Шум-клюм, - приветливо откликнулась я, - Стам, киямну им а-банот ду-сиах рав-тарбути… (Ничего-ничего! Это у нас тут с девушками мультикультурный диалог…)

- Хамка какая… - выдавила из себя, наконец, потрясенно одна из полиглоток (ну, правильно, мне, как датишной свинье, полагалось молча выслушивать оскорбления и сидеть в своем углу, сопли жевать, а тут – такой разрыв шаблона…), - пойдем отсюда, Люся!

- Постыдились бы, женщина, - отозвалась вслед за ней Люся, неожиданно назвав меня на "вы" и обнаружив знание вполне нормативной русской лексики (жлобское обращение "женщина" не в счет) - вот уж от вас-то не ожидала, а еще, наверное, религиозной себя считаете! 

Я, честно говоря, была приятно удивлена. "Надо же, подумала я с присущей мне отходчивостью и добросердечием, - не все еще потеряно! Вот и Люся, оказывается, способна не только саги слагать о гандоне-Мишке, но и говорить языком человеческим. Может, недалек тот час…", - но тут предмет моих мечтаний, уходя, исхитрился пхнуть меня увесистым коленом – не столько больно, сколько обидно, и почесав ушибленный бок, я вынуждена была разочароваться в Люсе бесповоротно.

Девушки, сделав непроницаемые лица, двинулись к выходу. Я тем временем взгромоздила чемоданчик на освободившееся сиденье и, найдя взглядом приунывшую было тетеньку с анкетами, радостно ее окликнула: 

- Геверет! Вон эти милые женщины тоже хотят анкетки заполнить – видишь, они к тебе идут. И мне тоже передай, у меня руки освободились! 

Очнувшаяся геверет скоренько сунула в руки не успевшим опомниться милым фрау анкетки вместе с ручками и передала мне еще одну. Подружки затравленно переглянулись, но до ближайшей остановки было далековато, а автобус, как назло, завис на перекрестке.

Я же тем временем с удобствами, без тряски, используя чемоданчик в качестве письменного стола заполнила свою анкетку. Глянула на подруг – они по-прежнему стояли у выхода, комкая в руках и не решаясь выбросить непонятные им бумажки и ненавидящими взглядами гипнотизируя все еще красный светофор. Сидевший напротив входа добродушный марокканский дядечка в форме охранника поинтересовался: 

- Атен црихот эзра, хамудот? (Вам помочь, милашки?)

Дядечка этот мирно дремал, как видно, после ночной смены, пока не проснулся на "зонот русиёт", а продрав глаза, обнаружил аккурат напротив себя две сдобные попы красивых арийских женщин, и понял, что день удался. 

- Помоги, конечно, - подбодрила я его со своего места, - видишь, бедняжки затрудняются – "оле хадаш, иврит халаш", сам понимаешь… а в анкетах напиши, что все отлично, мы с ними это обсудили, они всем довольны.

…В целом все кончилось почти хорошо. Добродушный охранник освободил бедных блондинок от ненужных бумажек, попутно умудрившись слегка приобнять одну и деликатно тронуть за круглый локоток другую, вполне, впрочем, невинно. Анкеты он заполнил, сопя от усердия и чувствуя себя полномочным представителем академии языка иврит. Светофор сменил гнев на милость, то есть красный на зеленый и, дождавшись остановки, подруги, с неожиданной для их комплекции прытью выпорхнули, наконец, из автобуса, после чего, как написала бы обожаемая мной Татьяна Толстая, "грязный мат из уст милых дам долго еще пугал суданских беженцев окрест…" Я же довезла почти полчашки латте до автобуса Тель-Авив - Иерусалим и медитировала всю дорогу любуясь видами гор Иудейских. Правда, каюсь, делая последний глоток, позволила я себе на минутку предаться греховным мечтаниям: ах, как все же славно смотрелись бы на аппетитной блондинке белые брючки с бурым расплывчатым пятном в промежности!