![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
...это уж кому как понравится.
В путаное наше времечко захотелось мне развести мелкую философию на глубоких местах (не забывать обращать внимание на тэг «ерунда всякая»).
А подтолкнула меня к этому френдесса Гномомамочка, употребившая чрезвычайно популярное в Израиле выражение «порядок предпочтений» (סדר עדיפויות).
Меня карантинное время навело на грустные размышления о том, как часто все мы (и я в том числе) сами осложняем себе жизнь именно неверно выбранным порядком предпочтений.
Но бить себя в грудь и каяться я буду попозже — Судный День на носу. А сегодня вот захотелось мне саму себя по головке погладить и похвалить за то немногое, что я сделала и делаю по жизни правильно (для себя — правильно).
Это мне ещё одна суровая комментаторша подсказала, прежде чем безвременно меня покинуть:
«Вы можете думать все, что угодно, писать все, что угодно в вашем журнале,
а отвечающие должны непременно повизгивая от восторга кидать в воздух чепчики и приговаривать:
"Сущая правда!!"
Очень, по-моему, точно уловлена моя истинная сущность и цель, с которой я на старости лет завела журнальчик. Я даже простила отсутствие запятых в деепричастном обороте — волновался человек, торопясь донести истину до нетолерантной меня. Ежели когда-никогда соберусь написать верхний пост (четвёртый год собираюсь...), то, пожалуй, вынесу это в эпиграф — и без отборочных соревнований по подбрасыванию в воздух чепчиков в друзья брать не буду — так и знайте!
Хотя, будем честными — в том, что я избавила себя в течение жизни от огромного количества проблем, особой моей заслуги нет, не считать же заслугой то, что матушка-природа наделила меня, дочь чрезвычайно трудолюбивых родителей, просто редкостной ленью и пофигизмом — такое не воспитывается, оно, как красота или музыкальная одарённость — или есть, или нет.
И это при том, что огромное количество окружающих ошибочно держат меня за женщину энергичную и трудолюбивую. И не верят никак в то, что мечта всей жизни у меня — удобный диван, хорошая книжка, кофейная кружка и плюшка с ватрушкой.
Проблема в том, что мир для моей мечты как-то изначально не приспособлен.
Как Маяковский писал:
«Для веселия планета наша мало оборудована..»
И книжки-кружки-ватрушки стоят денег, не говоря уж о диванах. Некоторые, правда, считают, что, если повезёт родиться в жарких странах, то можно лежать под пальмой и ждать, когда кокос сам тебе в рот упадёт. Но во-первых — в жарких старанах напряжёнка с книжками. Во-вторых — кокос, пока его не расковыряешь, тяжёл, волосат и несъедобен, а упавший внезапно — может и зубы выбить, если не хуже. В третьих — печальный опыт мировой истории показывает, что именно в жарких странах народ живёт как-то на редкость не пасторально.
Ну, вот и приходится крутиться-трудиться. Но я очень стараюсь при этом избегать лишних телодвижений, где только можно.
Например, ещё в далёкой тинейджерской юности, когда все мои заневестившиеся внезапно подруги начали энергично краситься, украшаться и наряжаться, я взирала на это с почтительным ужасом.
Добровольно лезть себе в глаза чёрным карандашом и щёткой с наплёванной тушью? Добровольно брать в руки раскалённую плойку, похожую на паяльник? Спать на бигудях? Со слезами раздирать по вечерам волосы, политые стыренным у мамы лаком? Выламывать ноги каблуками? Ходить на цырлах, чтобы нидайбох не зацепиться дорогущими колготками за острый угол? Самой (самой!) просить чужую тётку делать дырки в ушах — бррр!
Однажды заботливые подружки мне, вечно приходившей на школьные вечера ненакрашенной и взъерошенной, решили устроить «модный приговор» — убаюкали сладкими речами, усадили перед зеркалом и на славу поработали в качестве стилистов-визажистов, вынудив восхититься своим новым отражением в зеркале. Я очень ценила труды добрых девушек и тушь продукции «Поллена», которую щедро налепили на мои ресницы, и не расплакалась только потому, что боялась размазать импортную драгоценность, которую кто-то от сердца оторвал с лучшими намерениями. Но с вечера сбежала через пятнадцать минут, сославшись на невыключенный дома газ. Ощущение инородного тела в обоих глазах и на всём лице прочно отпечаталось в памяти, равно, как и несказанное облегчение, испытанное после умывания — свобода! Нечто похожее было в 2006-м, когда во время Второй ливанской я примеряла-снимала противогаз. Все случаи, когда мне в молодые годы, по тем или иным причинам, приходилось штукатуриться, я помню наперечёт — бррр!!! Нужно, конечно, добавить, что в те древние времена в пределах досягаемости не было мейк-апов с нежной текстурой и всяких «В&B», но оно и к лучшему — я себе твёрдо сказала: «зелен виноград» и тем сэкономила кучу времени и денег на долгие годы.
Самое смешное, что несколько позже, тем, что я никогда не крашусь, мне пеняли строгие тётеньки-наставницы с телеграфа, где я два года после школы отработала. С одной стороны, они гнобили девчонок-учениц за мини-юбки и меня за брюки, а с другой — «немножко губки подкрасить надо! и глазки! и волосики подкрутить-начесать красивенько — нельзя же всё время быть, как мальчишка! как ты замуж-то выходить будешь?»
Последнюю фразу, как квинтэссенцию народной женской мудрости, я, кстати, слышала в жизни столько раз, что даже сама несколько удивилась, когда вопрос с замужеством благополучно решился без накрашенных губок и глазок. Народная мудрость, кстати, не сдалась — уже, обременённая семьёй и детьми, я не раз выслушивала, как школьные коллеги, тётки-шкрабихи, вполголоса возмущались тем «как же она умудрилась-то?», и сулили скорый развод, ежели немедля не начну за собой следить и выглядеть, как женщина. Я кротко сообщала им, что слежу — ежедневно умываюсь, чищу зубы, стригу ногти, мою голову и регулярно принимаю душ — мало, что ли? (Правда, в угоду мужу я тогда немножко отрастила волосы — ему нравились длинные — но причёску оставила типа «помоталка» — волосы вымыла, помотала головой, чтоб легли, как им удобно, и нехай сохнут!)
При этом — не поймите меня неправильно — я с удовольствием и с белой-белой завистью любуюсь жанщинами с красивым макияжем и маникюром (Роза, привет, это я о вас!).
Но — это похоже на то удовольствие, с которым я наблюдаю за воздушными гимнастками — не пытайтесь повторить этот трюк самостоятельно!
Только не думайте, что я из себя бедняжку-бессеребреницу строю — типа, «сухой я корочкой питался». Например, приодеться-приобуться я очень даже люблю. Но — смотря во что. Тут я была с юности капризная, да. Есть вещи, которые я разве что под пыткой согласилась бы надеть, например, «крымплены» всяческие. Или мохэр. Или норочку на воротник. Или каблуки.
Вот джинса-вельвет в разнообразных вариациях — это да. Башмаки удобные — чтоб примерил, вышел и забыл, что у тебя на ногах.
А истерики родителям и рыдания в подушку из-за отсутствия югославских сапог? — не, я любила мамупапу и в семье мирумир, (и чтоб давали денюжку на книжки-пластинки и поездки во Львов), а импортные сапоги — это не та причина, по которой стоит начинать военные действия.
Но в годы моей юности народ, доведённый до ручки борьбой с низкопоклонством перед Западом, вдруг совершенно слетел с катушек. Мало того, что политика ценообразования на одёжку-обувку и так была, мягко говоря, странная. Например, те же сапоги, даже если повезёт в конце месяца застать их по госцене — 90 рублей, минимум. Полторы моих телеграфных зарплаты.
Местная продукция, правда, стоила раза в два меньше, но народ не желал проявлять патриотизм и поддерживать рублём отечественного производителя. Народу хотелось импорта и ФИРМЫ (с ударением на последний слог). А из-под прилавка или у спекулянтов импорт и фирмА стоили в полтора-два-три раза дороже.
Возьмём те же джинсы — когда они, наконец, пробили нерушимые советские границы.
Любили ли вы джинсы так, как я их любила? Уверена, что нет!
Но!
При всей моей любви у меня в голове не укладывалось, как цена потёртых штанцов из парусины (символа молодёжного бунта и антибуржуазности!) могла доходить до двух инженерных зарплат? И ведь доходила, и люди покупали! И не просто покупали, а с поцелуем в ручку и с нижайшей благодарностью благодетелям-фарцовщикам.
А я, самая настоящая низкопоклонница перед Западом, хоть и могла бы вполне выпросить у родителей нужную сумму (мама бы повозмущалась, напомнив о том, как она в мои годы ходила в одном-единственном ситцевом платье, а папа дал бы и не поморщился) — но что-то меня останавливало. Вот ломало меня от несоответствия. Стилистическая дисгармония. Это как представить себе, что в знаменитой битловской «She's leaving home» потрясённые родители находят записку: «Не дали 200 рэ на джинсы — ухожу в никуда и не ищите!»
Поэтому по-настоящему фирменных штанцов у меня всего две пары и было: голубые «Ливайсы», проданные мне по дружбе однокурсницей за сорок рублей (что тоже недёшево для студентки) и найденные в заштатной комиссионке пятнистые вельветовые «Lee» пятьдесят четвёртого размера за 15 (пятнадцать!) рэ — я тогда совершила первый в своей жизни портняжный подвиг, умудрившись перешить их на себя. Всё остальное, по мере надобности, шилось луцкими умельцами из всех сортов вельвета, бязи, тика, чесучи, посылочной мешковины и льна с лавсаном — непрестижных тряпочек, которые в отличие от кримпленов-кристаллонов лежали в свободной продаже и стоили копейки. (До сих пор помню, вельвет в крупный рубчик — 2.20, в мелкий — 4.40). А сколько это сэкономило времени, денег, и главное, избавляло от унижений перед златозубыми спекулянтами!
Но выглядела я, разумеется, не так, как пристало обеспеченной мужней жене и матери.

Я при том была сама собой страсть, как довольна. Но для большинства моих знакомых это было, уй, как некомильфо! Иной раз даже у суровой моей свекрови иссякало терпение, и она дарила мне дорогие импортные отрезы — сшей уже себе приличное!
Отрезы я, глазом не моргнув (мой подарок, что хочу, то и делаю!), продавала по госцене разборчивым подругам, а деньги находила, куда девать — нам одни только летние полёты всей семьёй из Ташкента в Луцк вылетали в полтыщи, а это было поважнее статусных тряпок. И все были довольны — и я, и подруги. А мне ещё грело душу то, что я не занимаю чужое место в вечной погоне за дефицитом — «ведь пряников сладких всегда не хватает для всех» — так пусть же ненужный мне кримплен-кристаллон-мохер достанется той, кому без него не жизнь!
И ещё от одной вечной проблемы я была, если не совсем, то хотя бы частично избавлена — от женской зависти. Большинство моих подруг, даже меньше меня зарабатывающих, загадочным образом одевалось гораздо лучше меня — как однажды Рязанов подметил — зарплата у Верочки секретарская, а наряды — сплошь импортные.
Но кто знает, какие чудеса изворотливости, экономии и невидимые миру слёзы скрывались за элегантностью советских женщин?
Вспомнила несмешную в общем историю времён моей работы в школе. Была у меня одна приятельница, с который мы были подругами по несчастью — она много лет ухаживала за неходячей мамой, а я — за старенькой бабушкой моего мужа. И ещё одна беда нас объединяла — нас обеих вечно гнобила и шпыняла завучиха-шкрабиха. Подруге моей больше доставалось ещё и за то, что была она очень красивой и элегантной, вопреки статусу матери-одиночки, женщиной, а шкрабиха — жутким бесполым существом с редкими зализанными волосиками и в вечно перекрученных чулках.
И вот однажды на педсовете шкрабиха разоралась на неё по совершенно ничтожному поводу — за неподготовленную стенгазету по итогам ХЗ какого пленума ЦК КПСС. Мало того — оскорбила её при всех: «с мужиками по ресторанам, небось, находишь время шляться, а материалы пленума законспектировать некогда!» Вот так запросто, с «тыканьем» и гнусными намёками, взрослой женщине, которая после работы мчалась обмывать-переворачивать парализованную мать, вести дочку на музыку и толкаться, как все, в очередях за продуктами.
Меня аж подкинуло на месте, но приятельница неожиданно чувствительно наступила мне на ногу: «Молчи — ты мне хуже сделаешь!»
Я еле досидела до конца педсовета.
— Как ты это терпишь!
— Как-как — каком! — огрызнулась она, — легко тебе рассуждать, у тебя муж есть, свекровь помогает, родители, а я одна кручусь на полторы ставки. От неё зависит, сколько я часов получу, да чтоб расписание удобное составили, без «окон» между уроками. И к тому же я ей кучу денег должна — четыреста рублей надо до конца года отдать...
— Ты у неё деньги занимаешь? — изумилась я.
— А у кого ещё? — она полюбовалась носками своих австрийских сапожек на шпильках, и сказала с непонятным снисхождением:
— Извини, но я не могу, как ты, во что попало одеваться. Саёрка-спекулянтка, когда в учительскую со шмотками приходит, в долг давать не соглашается, ждать с деньгами ни минуты не хочет и ни копейки не уступает. Двести двадцать за такие сапоги — мой размер и последние. У кого ещё такие деньги сразу есть? — только у этой грымзы...
— Ты тоже извини, — сказала я, проглотив «во что попало», — но я бы у неё пошла в долг брать, только если б моим детям есть было нечего, да и то — сначала попробовала бы милостыню на улице у прохожих попросить. Зачем от такой сволочи попадать в дополнительную зависимость?
— Затем! — ответила она уже со злостью:
— Затем, что я себя не буду уважать, если на мне бельё, как минимум, не немецкое! А лучше французское!
Знаете, я не стала дальше спорить, хотя у меня были несколько другие представления о самоуважении. Но люди — разные, я это давно поняла.
Поэтому — что мне здОрово, то иному — ужас-ужас.
А я продолжаю жить, как живётся.
Вот платюшко очередное купила у временно сбрендившего на почве бохо Шмулика. Любимого фасона «сиротка Хася».

Ой, нет, извините — соврамши — это «Аристо Шмат», израильский бренд, не моё, третьего дни стоил 400 с лишним сиклей, если и подешевеет, то ненамного, не знаю даже, сколько мне надо выпить, чтоб такие деньги потратить — и на что?
А «Шмулик и Ко» за десять долларов — это вот оно:

Чем они отличаются, кроме цены? По мне так отличаются — Шмуликово однозначно круче и красивее, (цвет пыльной розы и ещё карманы есть в боковых швах — обожаю такое!), и я гарантирую, что если прицепить к нему ярлычок от первого — никто бы и не вздумал сомневаться.
А настоящий «Аристо» вкупе со всякими гуччи-шмуччи — да ну их! Зелен виноград.
Но — повторяю! — лайфхаки мои подходят только мне! не пытайтесь повторить это в домашних условиях!
Пы. Сы. Жду чепчиков (см. первый абзац)
Ну, и раз пятница — то песенка: «She's leaving home» без затей. Перевод, надеюсь, не нужен.
Шабат шалом!