(no subject)

[chipka_ne]

Как ни пытайся ховаться от новостей, они тебя достанут. 

Ладно, радиобудильник можно вырубить — у меня и обычный будильник есть (механический, между прочим!) — но так тоже можно допрыгаться до того, что выйдешь добермана выгулять без маски, а тебя — хвать! — опять велено по улицам в масках ходить. 

На осенние праздники всерьёз обещают локдаун — та шож такоэ! 

Третьей дозой, что ли, уколоться? — так и подсесть можно на Пфайзера-то — дурють нашего брата, ох, дурють!

Но я вообще-то не про ваксеров-антиваксеров поразжигать хотела, а так — патриотизьму маленько замутить с мракобесием (и антисоветчины добавить — как без неё, а то совсем подорву выстраданную свою репутацию). 

Но это я вчера хотела, по свежачку, а поздно вечером вернулась с очередного дня варенья (не помню которого, повадились у меня внуки летом рождаться, впрочем, в остальные времена года тоже), и чегой-то поостыла. 

Заодно баечки повспоминала в тему. В тему регистрации гражданского брака — израильтяне поймут.

Вспомнила, к примеру, как мы с мужем расписывались в ЗАГСе, помните, что это такое?

Тут многие помнят и скучают даже. Нас как-то один знакомый попытался пригласить здесь на свадьбу-ностальжи, которую он замутил в каком-то ресторане в Ашдоде, если не ошибаюсь. Советский был ресторан — с салатом оливье и селёдкой под шубой. А на свадьбы там ставили, как положено длинные столы буквой «П» и обеспечивали слегка смахивающую на попа обрядовую тётеньку с цепкой на шее.

Вот такую примерно:

И потом  всё, как положено — кольца на блюдечке, поздравление брачующимся, верность заветам коммунизма и свидетельство о браке советского образца. 

Мы как-то от этого праздника жизни отбоярились, зато видео нас таки заставили посмотреть, особо напирая на главное украшение стола — упокоенный на фаянсовом блюде трупик свинячьего ребёночка со скорбной предсмертной улыбкой. Видимо, чтоб дать понять, что мы потеряли. Пара эта, кстати, потом всё равно разбежалась, но мы тут ни при чём.

Но я отвлеклась, как обычно. Просто вспомнилась аналогичная тётя с цепкой, которая нас в далёком 1978 году сочетала узами советского брака — самого прочного брака в мире! Похожа она была на ту, которая на верхней картинке справа. Мы бы предпочли, конечно, ту, что снизу, молоденькую и стройную в белом платьице, но такие только в книжках про советские обряды и водились, как нынче пишут: «для привлечения внимания». 

Расписывались мы в спешке. Дочке нашей тогда уже девятый месяц пошёл, и лето я с ней проводила у мамы в Луцке, а свёкор мой тем временем задумал в Ташкенте дом купить и ребром встал вопрос о прописке, которая во всяком столичном городе считалась, уй, какой ценностью. 

А прописать можно было только законную жену. И нужно было, наконец, расписаться, чтоб законно прописаться в абсолютно ненужной мне столице солнечного Узбекистана — «столице дружбы и тепла», как сладко пел, не помню кто, на музыку Таривердиева. 

Лететь для этого в Ташкент я не хотела — во-первых, там август и сорокадневный суховей, во-вторых, в Ташкенте ЗАГСом не отделаешься — пусть «не как у людей», пусть без пупса на капоте и тамады с куплетами, но  какую-то свадьбу придётся отсиживать, а хоть бы и   с младенчиком на руках. 

К тому же у меня была ещё уважительная причина — папин юбилей в сентябре. 

За разрешением на брак без двухмесячного ожидания пришлось бегать в исполком со свидетельством о рождении ребёнка — какую богатую пищу для размышлений мы дали на месяцы вперёд строгим женщинам с шиньонами — не передать! (Впрочем, доброта моя всем известна — я люблю окружающих  развлекать и радовать, духовная жизнь должна же быть у человека, а исполкомовские тётеньки, несомненно, тоже люди). 

В ЗАГСе мы тоже скучающих чиновниц развлекли, придя туда с младенцем на руках, и несколько раз подробно объяснив, почему нам разрешили расписаться без очереди. Правда, они были вполне душевные, одна, что постарше, даже слезу пустила и всё порывалась обнять моего мужа, объясняя, какой же он молодец, он вежливо соглашался, но от объятий уклонился как-то. 

Потом они глянули в расписание бурного месяца августа и загрустили. В тамошнем Дворце Бракосочетаний (больше нигде расписаться было нельзя), расписывали дважды в неделю — по воскресеньям «урочисто», то есть, торжественно, и по четвергам — «по-простенькому». 

Разумеется, все воскресенья августа были забиты, чему мы, к изумлению добрых женщин, несказанно обрадовались, потому что «урочисто» — это было с постановкой на рушнички, повторением торжественных обещаний, сильно смахивающих на «я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей...» и трио бандуристок почему-то с обязательной макабрической песенкой про лебединый суицид:

«Тільки раз кохає білий лебідь,
тілки раз злітає він у небо...»

Ну вот так как-то:

А муж мой тогда только начал осваивать украинский язык и сильно боялся рассмеяться в неподходящий момент.

Он, например, когда за три года до этого впервые приехал летом знакомиться с моими родителями в Луцк на поезде, то завис у вокзальной стенгазеты. Может, кто помнит, в советское время в центре почти каждого небольшого города была «Доска почёта» — помните? Я помню — у меня мама там была постоянным клиентом. А в противовес этому были и доски про тех, кто «кое-где у нас порой...», не такие большие, разумеется, и почему-то преимущественно на вокзалах. Типа, доски позора.

Так вот, представьте, приезжает ничего не подозревающий, русскоязычный человек в милый и чистенький западенский городок и натыкается на перроне на такую доску с заголовком «Вони ганьблять наше місто!» — «Они позорят наш город!»

Он долго потом это вполне литературное слово использовал, когда эмоции наружу просились: «ганьблять!» 

К тому же я имела неосторожность ему рассказать, как была недавно на свадьбе приятелей. В «урочистий» день, ага. Вполне еврейские ребята — Гриша и Ирочка. Попробуйте теперь себе представить, что с гостями было, когда под ангельские (почти арфа!) звуки бандуры тётя с лакированным шиньоном и цепью с гербом проникновенно произнесла:

— Встаньте на рушничок щастя, дорогі Грицько та Орися... 

Так что мы радостно согласились на ближайший четверг, хотя и там была очередь. 

Нам выдали талоны на обручальные кольца в магазин «Перлина» — но там не нашлось наших размеров, не завезли, приходите завтра. Или послезавтра. Или на той неделе. Зато мужу очень понравилось название магазина, это ж прямо еврейское имя — Перла, Переле!

К четвергу колец так и не завезли, но не откладывать же очередь! 

Хотя, конечно, время было не очень подходящее. Мама была в Москве в командировке, папа в санатории, а разведённый брат на лето уехал проведать дочку. Хорошо ещё, что нашу дочку взялась понянчить безотказная моя почтичтородственница, соседка.

Лучшая моя школьная подруга на тот момент вернулась из отпуска, её мы и позвали в свидетели вместе с её старшим братом. Время нам назначили в полдень, но брат работал рядом с Домом Торжеств и рассчитывал управиться в обеденный перерыв. 

На этого брата мы возлагали особые надежды, как на единственного прилично одетого человека — ему мама накануне из Польши привезла неописуемой красы вельветовый костюм-тройку благородного цвета тусклой стали с голубоватым отливом. Особенно потрясали замшевые заплатки в тон на локтях — от них пахло заграницей, коктейлями, богемой, дорогими сигаретами и прочей сладкой жизнью. 

Кстати, благодаря этому костюму, Светика (так его звали — Светик, Святослав)  отпустили с работы на целый день, а не только на перерыв. Когда он во всей этой нездешней элегантности явился с утра в своё КБ, объяснив, что ему в обед надо успеть ненадолго «дружкой» на свадьбу, потрясённая начальница отправила его гулять на целый день, а то ещё изомнёт красоту-то, или тушью заляпает. 

А мы с мужем совершенно нечаянно, отнюдь не по предварительному сговору, нарядились в тот день в вышиванки, правда, не украинские. У меня нашлась болгарская белая блузочка с вышитыми гладью рукавами-фонариками, а у мужа — бледно-голубая венгерская рубашка с двумя рядами вертикальной чёрной вышивки загогулинами. 

Ничего другого нарядного у нас просто не было — у меня гардероб состоял в основном из джинсов и вельветовых штанцов с разнообразными футболками и мужскими рубашками и одного «беременного» платья-балахона, а муж прилетел из Ташкента с одной сумкой через плечо и фанерным ящиком с непременными дынями-помидорами. 

Поэтому неотразимого Светика, к тому же пришедшего с огромной вязанкой подвявших гладиолусов наперевес, тётенька-распорядитель углядела первым и принялась пристраивать на место «нареченого», а потом очень огорчилась, когда я отказалась  выходить за него замуж. 

Но затем всё пошло, как по маслу, тётенька говорила положенное красивым грудным голосом, муж сурово молчал и кивал, потому что я зорко следила за его мимикой и чуть что осторожно пихала под коленку, чтоб не хихикал. Неловких моментов было всего-то два: когда нам торжественно (урочисто!) велели: «Наречені! Обміняйтесь обручками!», обнаружилось, что на подносике для «обручек» пусто, и тётенька-регистратор схватилась за сердце: «Йой, божечки, вкрали!». Мы наперебой кинулись перед ней извиняться, что забыли предупредить и успокаивать, что не «вкрали», а не завезли, Светик бросил свою гладиолусовую метлу, налил ей воды из графина — и чуть скомканная церемония потекла дальше. Мы сказали «да», где положено, расписались, где велено, и совсем уж было собрались откланяться, но нас остановили, сказав торжественным, но уже лишённым официального металла, задушевным таким голосом: «Дороге подружжя! Засвідчіть своє кохання!» 

— Чего? — испугался муж.
—  Целуйтесь! — прошипел из-за спины Светик.
—  Ещё чего! — дружным дуэтом огрызнулись мы (ну, не любим мы публично целоваться! К тому же в присутствии напирающей позади очереди брачующихся, которые в отличие от нас, хоть и в будний день, но явились в полной свадебной экипировке и с кортежем из многочисленной родни). 

Тётенька огорчилась, но ненадолго — её ждала длинная вереница женихов с невестами, у которых всё было в порядке — и с обручками, и с поцелуями на публику.

После ЗАГСа я нашла двушку для телефона-автомата и позвонила соседке, чтобы выслушать поздравление с законным браком, заверение в том, что ребёнок сыт-переодет и никому не мешает и получить увольнительную на весь вечер. 

И мы пошли в парк. В наш чудный, полгорода занимающий парк. Был там тогда такой открытый пивбар «Черемшина» — прекрасное место со скверным пивом, но выбирать не приходилось. 

На обратном пути выпили кофе в «Снежинке» — кофе у нас в кавярнях в отличие от пива везде замечательный — и пошли домой укладывать дочку. 

А фотографий с того суматошного дня не осталось — ужасно жаль. 

Не заботились как-то о том, чтобы каждый чих запротоколировать, жили жизнью, и были уверены, что смерть и старость — это не про нас.

Вот нашла одну, с того же года, чуть более раннюю (на фоне ковра — ага). И та поцарапанная. Надо бы отфотошопить, что ли.

Цветные иллюстрации из сборника «Советские традиции, праздники и обряды», 1986 года издания.
«Сборник статей советских авторов. Освещается деятельность партийных, государственных, советских органов и общественных организаций Украинской ССР по созданию и распространению советских традиций, праздников и обрядов». 

Comments

[gorrar.livejournal.com]

Ой, сколько воспоминаний сразу! «Перлина» был крутым магазином, я в последнюю поездку даже в нем побывала))
А мы тоже расписывались в четверг, свидетелей не требовалось, как и колец, никаких речей не было, только подписи надо было поставить и все. Кольцами обменивались уже в холле и нас сфотографировали другие брачующиеся. Было очень смешно!

[chipka-ne.livejournal.com]

И тёти в сутане не было? Сколько же вы потеряли! Это, наверное, уже в новом ЗАГСе — мы были в том, что на Шевченка, на спуске к реке.

[gorrar.livejournal.com]

Мы не в Луцке расписывались, во Владимире. Не было никакой экзотики)))

[chipka-ne.livejournal.com]

Неромантичный город Владимир. Не умеют делать красиво и "урочисто".

[gorrar.livejournal.com]

😁это точно!